Как депортированные московские немцы встретились с казахстанскими немцами

Р. А. Лёвенталь. Гонимые ветрами. Караганда, 1993. – 115 с.: извлечения.

Рихард Лёвенталь – выходец из городской среды потомственных московских немцев, в 1941 г. в возрасте 16 лет вместе с  семьей был депортирован в Казахстан. Отсюда он был мобилизован в трудармию в Свердловскую область, затем оказался в Караганде. В  своих  воспоминаний он передает свои личные впечатления о встрече с  немцами, давно живущими в Казахстане.  

   [С. 24] И вот в ночь с 9 на 10 сентября [1941 г. – Т.В.] папу вызвали в домоуправление с паспортами всей семьи, и на нашей московской жизни был буквально поставлен крест: штампы московской прописки были крест-накрест перечеркнуты, и в паспортах была сделана запись «Действителен для проживания в Кзыл-Ординской области» (впоследствии эта область была заменена на Карагандинскую). И всё. Никаких объяснений, не говоря уж о каких-либо обоснованиях. Отцу  сказали: «Два дня на сборы, ждать машину».

    Машина (грузовая) пришла за нами поздно вечером 19 сентября, привезли нас на товарную станцию Москва-Рогожская, погрузили в двухосные товарные вагоны, и под сильнейшей бомбежкой мы тронулись в путь.

        [С. 25] 5 октября несколько вагонов (в том числе и наш) были отцеплены на станции Шокай [Карагандинской обл. – Т.В.]. Нас встречали: вокруг станции стояла масса подвод, запряженных кем угодно: лошадьми, быками, верблюдами и даже осликами (ишаками). Наш вагон был «прикреплен» к колхозу «Найдорф» (по-немецки «Новая деревня»), поселок Новокронштадский Краснокутского сельсовета Осакаровского района. Оказалось, что это самый дальний колхоз (45 км), и оттуда прислали мало подвод. Погрузили семьи с детьми, больных, уехала и наша мама с небольшими вещами. Мы гадали, почему колхоз называется по-немецки, но кого не спрашивали, вразумительного ответа не получили. ……

Найдорф (поселок чаще называли по названию колхоза, чем по его собственному названию) был небольшим степным глинобитным-саманным поселочком (домов 20-30,  не больше) у малюсенькой запруды, где росло несколько тополей и возвышалась какая-то скала. Это место было выбрано еще до первой мировой войны немцами, приехавшими своим ходом с Поволжья и поселившимися тут на немеренных вольных казахских землях.

   [С. 26] И вот здесь я впервые столкнулся с совершенно новой для меня этнической группой немцев – немцев, оставивших свое Поволжье в годы столыпинской реформы и вольно перебравшихся сюда в Казахстан. Они здесь не знали ни раскулачивания, ни репрессий, [ Автор ошибается, казахстанские немцы в полной мере подверглись раскулачиванию и репрессиям. – Т.В.]  жили мирно и дружно с окружающими их поселениями казахов. На нас, немцев из Москвы, эти немцы смотрели как на оккупантов, посягнувших на их, годами нажитое, добро, хотя, кроме деревянного топчана, собранного из случайных досок, мы от них ничего не имели. Ну, если не считать какую-то «жилплощадь» в их доме (домах). Но в то время с этим не считались, «эвакуированных» вселяли куда угодно, в любой дом, в любую семью.

   [С.27] В семье их было трое: сам Фриц Фрицлер, его жена толстая Фрида Фрицлер и старая карга, мать, кажется, Фрида. Детей не было. Бабка даже табуреткой в нас запускала, когда мы вечером при коптилке (читать при таком свет было невозможно) садились играть в «подкидного дурака», – такая злая.  

    … Гораздо теплее, и я бы сказал, — человечнее, к нам относились местные казахи, хотя в колхозе их было всего две или три семьи. А когда узнали, что папа по профессии мугалим – учитель, к нам стали приходить аксакалы побеседовать с отцом, и редко кто из них приходил с пустыми руками, обычно приносили и отдавали маме что-нибудь съестное (разумеется, в местном ассортименте). 

    … Вы чувствуете, что в названиях этих немецких поселков присутствуют названия поволжских городов: Вольск, Красный Кут, Сарепта… А названия колхозов: им. Энгельса, им. Тельмана, «Арбайтер» — это все немецкие колхозы. Наверное, порядка в них было немного побольше, чем в других хозяйствах, поэтому жили эти колхозники в общем-то неплохо. А их природная хозяйственность и трудолюбие граничили со скупердяйством и обыкновенной жадностью. Милосердия к нашему бедственному положению от них трудно было дождаться.

ФРАГМЕНТЫ

Фрагменты, извлеченные  из подлинных воспоминаний и документов о казахстанских немцах

Рубрику ведет к.и.н. Тамара Волкова

Оставьте свой комментарий

Пожалуйста, введите ваш комментарий!
пожалуйста, введите ваше имя здесь